Робин Хобб - Королевский убийца [издание 2010 г.]
— Мне требовался надежный человек. Ты был тогда… очень болен. Да и я чувствовал себя не намного лучше, говоря по правде. — Он поднял руку, чтобы коснуться белой пряди в черных волосах — напоминание об ударе, который чуть не убил его.
— А почему ты выбрал его?
— Да я тут ни при чем. Он сам пришел ко мне. Как-то прознал, куда нас поместили, и уговорил Джонки пропустить его. Я все еще был весь в повязках, перед глазами туман. Я скорее почувствовал, что он стоит рядом, чем увидел Хендса. Я спросил, что ему нужно, и он сказал, что я должен сделать кого-то распорядителем, потому что, когда я болен, а Коба нет, дела в конюшне идут неважно.
— И это произвело на тебя впечатление.
— Он говорил дело. Никаких ненужных вопросов обо мне, или о тебе, или о том, что случилось. Он нашел дело, которым мог заняться, и пришел за этим. Это я уважаю в людях. Знать, что ты можешь, и делать это. Так что я поручил ему конюшню. Он управлялся хорошо. Я оставил его, а остальных отослал домой, потому что знал, что мне может понадобиться помощь. И кроме того, я хотел приглядеться к нему. Хочет он выслужиться или по-настоящему понимает, что должен делать для животного. Нужна ли ему власть над лошадьми или чтобы с ними все было в порядке.
— Что ты думаешь о нем сейчас?
— Я уже немолод. Думаю, конюшням замка не помешает новый хороший начальник, когда я уже не смогу управиться с норовистым жеребцом. Не то чтобы я собирался скоро уйти на покой — Хендса еще многому надо научить. Но мы с ним оба достаточно молоды — он, чтобы учиться, я, чтобы учить. Вот и хорошо.
Я кивнул. «Когда-то, — подумал я, — он готовил это место для меня. Теперь мы оба знаем, что это было напрасно».
Он повернулся, чтобы идти.
— Баррич, — сказал я тихо. Он остановился. — Никто не может заменить тебя. Спасибо тебе. За все, что ты сделал за последние месяцы. Я обязан тебе жизнью. Ты не только спас меня от смерти. Ты дал мне жизнь и то, чем я стал. С тех пор, как мне было шесть. Чивэл был моим отцом, я знаю. Но я никогда не видел его. Ты был мне отцом каждый день, много лет. Я не всегда принимал…
Баррич фыркнул:
— Скажешь это, когда один из нас будет помирать. Иди доложись королю — и в постель.
— Да, сир, — услышал я собственный ответ, и знал, что Баррич улыбается в ответ на мою улыбку.
Он открыл дверь плечом и понес обед Хендса в конюшни. Там он был дома.
А здесь был мой дом. Пришло время подумать об этом. Я задержался на минутку, чтобы отжать влажную одежду и провести рукой по волосам. Я убрал со стола наши тарелки и перекинул мокрую куртку через руку. Пока я шел из кухни по коридору в Большой зал, я все больше удивлялся тому, что видел. Гобелены действительно стали ярче? Всегда ли покрывавшие пол травы пахли так сладко? А резные двери всегда так приветливо блестели? Я быстро решил, что это просто радость оттого, что я наконец дома. Но когда я остановился у основания большой лестницы, чтобы взять свечку, то заметил, что стол не был заляпан воском и его украшала вышитая скатерть.
Кетриккен!
Теперь в Оленьем замке была королева. Я обнаружил, что глупо улыбаюсь. Так. Жизнь в этой огромной крепости не остановилась в мое отсутствие. Это Верити расшевелил себя и своих людей перед ее приездом или Кетриккен сама распорядилась этой большой уборкой? Интересно бы узнать.
Поднимаясь по огромной лестнице, я заметил и другие перемены. Древние пятна копоти над факелами исчезли. Даже в углах ступеней не было пыли. Не было паутины. В канделябрах ярко горели свечи. И на каждой площадке на специальной подставке стояли блестящие клинки, готовые для обороны. Значит, вот что такое присутствие королевы. Но даже когда была жива королева Шрюда, Олений замок не сверкал такой чистотой и не был так ярко освещен.
На страже у дверей короля Шрюда стоял ветеран, которого я знал с шести лет. Молчаливый человек внимательно всмотрелся в мое лицо, потом узнал. Он позволил себе слегка улыбнуться и спросил:
— Хочешь сообщить что-нибудь важное, Фитц?
— Только то, что я вернулся, — ответил я, и он рассудительно кивнул.
Он привык к тому, что я прихожу и ухожу обычно в самое неподходящее время, но он был не такой человек, чтобы делать какие-то предположения, выводить заключения или даже разговаривать с кем-либо об этом. Так что он тихо вошел в комнату короля, чтобы передать кому-то, что Фитц здесь. Потом он вернулся с сообщением, что король позовет меня, когда ему будет удобно, и что он рад, что со мной все в порядке. Я тихо отошел от его двери, поняв из этих слов больше, чем если бы их произнес какой-нибудь другой человек. Шрюд никогда не опускался до вежливой бессмыслицы.
Дальше по тому же коридору были комнаты Верити. Здесь меня снова узнали, но когда я попросил стражника дать Верити знать, что я вернулся и хотел бы доложиться, он ответил только, что принца Верити нет в его покоях.
— Значит, он в своей башне? — спросил я, удивляясь, что он ходит в башню в это время года. Зимние шторма хранили наши берега от пиратов в эти несколько холодных месяцев.
Медленная улыбка появилась на лице стражника. Когда он заметил мой озадаченный взгляд, она превратилась в ухмылку.
— Принца сейчас нет в его покоях, — повторил он и потом добавил: — Я прослежу, чтобы он получил ваше сообщение, как только проснется утром.
Еще мгновение я стоял, глупо, как столб. Потом повернулся и тихо ушел. Я чувствовал что-то вроде удивления. Это тоже было знаком, что теперь в Оленьем замке есть королева.
Я поднялся еще на два этажа и пошел по коридору, ведущему к моей собственной комнате. В ней пахло запустением, и очаг давно остыл. В комнате было холодно и пыльно. Здесь не чувствовалось прикосновения женской руки. Комната казалась пустой и бесцветной, как погреб. Но все-таки тут было теплее, чем в палатке на снегу, а перина была мягкой и глубокой, какой я ее помнил. Я сбросил свою грязную дорожную одежду, упал в постель и заснул.
Глава 3
ВОЗОБНОВЛЕНИЕ СВЯЗЕЙ
Древнейшее упоминание об Элдерлингах в библиотеке Оленьего замка содержится в растрепанном свитке. Судя по тому, как обесцвечен пергамент, можно предположить, что он сделан из кожи пятнистого животного, не известного никому из наших охотников. Чернила, очевидно, изготовлены из «туши» кальмара и колокольчикового корня. Они выдержали испытание временем гораздо лучше, чем цветные чернила, которыми обычно выполняют иллюстрации. Те, в свою очередь, не только поблекли и потекли, но и во многих местах привлекли внимание каких-то клещей, которые обглодали и сделали жестким некогда мягкий пергамент, так что свиток местами сделался слишком хрупким для того, чтобы его можно было развернуть.
